Вот такие вот, брат, дела: не любили его всерьез, вечно пьющего из горла. Да ещё этот красный нос. Да ещё этот странный вид, оскорблявший жилой массив. Шут был в юности даровит, шут был в старости некрасив. Тонны радости и белил. Дрессированный пёс Раджа. Клоун больше не веселил — исключительно раздражал. Да ещё этот дикий рот, вызывающий нервный тик. И на плоскость тупых острот с неба падало конфетти.
Вот такие вот пироги: по утрам, открывая день, он всегда был не с той ноги. И попробуй его задень. Да ещё у него парик и слезящиеся глаза. Скверный возраст, прости, старик. Всё, что мог, ты уже сказал. И не стоит к нам больше лезть, ля финита, закончен бой. Мы вообще ненавидим лесть и довольно честны с тобой. Успокойся ты, не глупи. Нереально невыносим.
Мы сегодня закатим пир, но тебя мы не пригласим.
Вот такая вот сказка, брат, рядом, близко ли, далеко. Ночью звёзды из серебра и туманное молоко. Ночью в городе тишина, только мыши сопят в норе. Да за тучей растет луна, предварительно загорев. Как и семьдесят лет назад (не развалина, а винтаж), старый клоун выходит в сад, рядом с ним его верный страж, помесь Цербера и Муму в человеческом шапито.
Старый клоун глядит во тьму, тьма ему говорит: ну что? Ты готов?
Заглянуть потом, а сейчас потанцуем твист?
Машет мёртвый Раджа хвостом.
Я готов, — говорит артист, — хотя, в принципе, это жесть, — любопытная темнота. Пёс мой умер сегодня в шесть. Там, на радуге, есть места? Или тоже всё молодым?
Тьма хохочет, и прямо свет: у тебя будет дом и дым, вяз и яблони, сразу две. Помидоры и базилик, древнегреческое вино. Напоследок развесели, боги ценят, когда смешно.
Вот такая вот ерунда происходит у нас зимой. Старый клоун смеётся, да. Старый клоун идет домой. Ни афиши, ни антреприз. Лес, кузнечики, богомол. Да ещё этот теплый бриз. Да ещё этот белый мол.
В цирке новый ковёрный маг, нос картошиной, глаз остёр. Правда, кот у него Башмак. И куда-то пропал шатёр.
#svirel_poetry
